Так, о чем это я…. А, вспомнил. В ходе посиделок за столом и разговора выяснилось, что доньята Марта уже полгода как вдова и семья Тима после смерти его отца испытывает финансовые трудности. Зарабатывала доньята продажей хлеба, который сама пекла и продавала в небольшой лавке на первом этаже дома. Естественно, что дети изо всех сил помогали матери, но дела шли все хуже, правда никто прямо об этом не говорил. Но достаточно было внимательно посмотреть на дом и обстановку, чтобы сделать правильные выводы. На втором этаже дома располагались жилые помещения. А вот выше был большой и пустующий чердак, который мне и предлагали в качестве жилья.
Как только я проявил интерес к чердаку, доньята Марта не давая мне опомниться, потащила меня наверх по лестнице. Когда мы выбрались на огромный пустующий пыльный чердак с парой больших окон выходящих в сад, женщина предложила мне его снять за чисто символическую сумму в семьдесят серебрушек в месяц. Прикинув, что площади чердака мне хватит не только для проживания, но и для тренировок, я выглянул в одно из окон и увидел довольно большой, но запущенный сад. Почесав затылок, я хотел было возразить насчет суммы и увеличить ее, но доньята Марта в ультимативной форме заявила, что не возьмет с меня ни медяком больше озвученной ею суммы. В конце концов, я смог уговорить доньяту брать с меня сто пятьдесят серебрушек в месяц при условии трехразового питания. Естественно, Марте я не сказал, что продукты для этого питания я сам буду покупать на рынке. А если не смогу сходить на рынок, то Тима пошлю. Все равно гостиница или съемный дом обошлись бы мне раза в три-четыре дороже, а так я хоть смогу помочь Тиму и его семье.
Заплатив Марте за месяц вперед, я принялся мыть и обустраивать чердак, что несмотря на помощь Тима заняло все оставшееся время до вечера. После уборки мы на пару с Тимом приволокли со второго этажа огромную двуспальную кровать и пару стульев со столом. Так же Марта мне выделила шкаф и комод для одежды, и постельное белье. Закончив обустраиваться, я вымылся в купальне, пристроенной со стороны сада, и поужинал в теплой компании. Когда я дополз до кровати, я еле заставил себя раздеться, а потом сразу провалился в сон.
И вот я сижу на кровати и пытаюсь унять дрожь, оставшуюся после кошмара. Успокоившись, я откинул одеяло и спустил ноги на пол. Что-то сегодня холодновато, или это чердак слишком большой, чтобы мое тщедушное тельце смогло согреть его. Поежившись от холода, и потерев друг об друга ступни, я принялся одеваться.
Так, первым делом спуститься вниз и умыться. Главное не потревожить спящих, а то до восхода солнца еще осталась пара часов. Посох в руки и в сад. Малый комплекс занял у меня полчаса, немного подумав, я потратил еще сорок минут на силовые тренировки и растяжку. Сегодня я вряд ли смогу еще потренироваться, так как требовалось принять зелья для изменения цвета глаз и волос. С прошлого приема прошло уже три с половиной недели и вчера я решил, что пора принять полугодовое зелье, а значит весь день мне будет плохо. Надо как ни будь деликатно намекнуть Марте, чтобы не волновалась обо мне. А то еще подумает, что мне плохо от еды, которую она готовит.
Зайдя в дом, я услышал звуки, раздающиеся из пекарни. Значит, Марта уже вовсю работает. Из любопытства я немного приоткрыл дверь пекарни и увидел спину Марты, усердно месящей тесто. Ларита в это время стояла возле духовки и засовывала в нее противень с уложенными на него кусками теста, которым предстояло превратиться в хлеб. На одном из столов вдоль стены уже лежало с тридцать свежеприготовленных хлебов и штук пятьдесят батонов.
Аккуратно прикрыв дверь, чтобы меня не заметили, я поднялся на чердак и вытащил из кармана зелья. Вкус у зелий оказался на редкость гадким, поэтому мне пришлось запить их огромным количеством воды. Не успел я подумать о завтраке, как мне резко стало плохо, ноги подкосились, и только близость кровати спасла меня от участи корчиться на полу. Голова кружилась, а в висках бился пульс, отзывавшийся гулкими ударами под черепом. Через десять минут я возблагодарил богов, за то, что не успел позавтракать. Все, что было в моем желудке, оказалось на полу, а рвотные позывы даже не думали прекращаться. Все тело было в холодном поту, простыню уже можно было выжимать, но облегчения я так и не дождался. Через час, не выдержав головной боли, я потерял сознание.
Очнулся я на следующее день, судя по солнцу в полдень. Открыв глаза, я увидел ставшую уже привычной картину. Рядом с кроватью на стуле сидела девушка, только вместо Ники на этот раз была Ларита. Ну вот зачем нужна сиделка, если она засыпает на своем посту? И что мне теперь делать? Будить ее жалко, но встать сам я сейчас не смогу, а встать надо, не буду же я справлять нужду в кровать. Все сомнения разрешила Марта, как раз в этот момент появившись на лестнице. Увидев, что я проснулся, она подошла и положила ладонь мне на лоб. Удовлетворенная полученным результатом, она выпрямилась и потрясла дочку за плечо. Ларита подняла голову и, увидев, что я проснулся, уставилась на меня. Но долго ей любоваться не позволили, Марта привлекла ее внимание и отправила вниз, чтобы дочка присмотрела за лавкой. Затем Марта повернулась ко мне и, уперев руки в боки, спросила:
— И что же вы молодой человек такого приняли, что вам стало так плохо?
— Уважаемая доньята, я прошу прощения за доставленные вам неудобства и готов компенсировать их. Но без средства, которое я принял вчера, я не смогу жить. — ничуть не обманув женщину ответил я. Ведь без маскировки я действительно долго не протяну на свободе. А отпираться по поводу того, принимал я что-то или нет, было бессмысленно, учитывая, что отец Марты был лекарем и кое-чему обучил свою дочь, о чем она вчера мельком мне и поведала.